Христианское человеколюбие. В чем его смысл? - Страница 17

Поэтому мы не можем признать поступок Кольбе достойным восхищения и примером для подражания. Ведь нельзя забывать, что он завершил свою жизнь в годы второй мировой войны, когда речь шла о том, идти человечеству по пути мира, демократии, прогресса или быть отброшенным к временам рабства. Тогда подлинным героизмом, проявляющимся в самопожертвовании, было не просто умереть от рук фашистских убийц, а умереть, нанося максимально возможный урон фашизму, умереть так, чтобы своею смертью хотя бы на миг приблизить победу человечности над варварством.

Важно иметь в виду и следующее обстоятельство. Кольбе был убежденным католиком. Поэтому он шел на смерть с верой в бессмертие, в существование вечной жизни. Он жертвовал лишь временной, земной, в надежде на бесконечное блаженство в жизни загробной. Советские же люди, воспитанные Коммунистической партией и Ленинским комсомолом, — Николай Гастелло, Александр Матросов, Юрий Смирнов и многие тысячи других — шли на смерть сознательно во имя спасения Родины, своего народа от фашистского порабощения. Вот почему героизм наших воинов в годы Великой Отечественной войны стал массовым. Тем выше его нравственная ценность, его гуманистическое воздействие на сознание миллионов людей нынешних и будущих поколений.

В споре о сущности человеколюбия принципиальное значение имеет вопрос о соотношении любви и ненависти, гуманизма и насилия. Религия утверждает некую абсолютную, всегда себе равную любовь, которая совершенно несовместима с чувством ненависти в отношениях между людьми, а религиозный гуманизм отчетливо противопоставляется учению, признающему насилие как средство преодоления зла. Проповедь непротивления злу насилием и теперь находится на вооружении идейных противников коммунизма. Они обвиняют коммунизм в поощрении насилия и ненависти, в отсутствии духа гуманности и сострадания.

Действительно, реальный гуманизм, реальная человечность не есть отказ от насилия в любой форме. Религиозные идеологи обманывают людей, утверждая, что гуманизм и насилие несовместимы. Насилие насилию рознь. Насилие разбойника ради грабежа и насилие над разбойником во имя прекращения разбоя — вещи противоположные. В момент, когда совершается злодеяние, бесполезно взывать к взаимной любви. Нужно прежде всего остановить руку преступника, а затем уже заниматься воспитанием. Защита человека от убийц невозможна без наказания последних. Для оценки правомерности насилия следует ставить вопрос: кого над кем и ради какой цели? Коммунизм отвергает личное насилие неимущего над отдельным капиталистом как способ решения социальных конфликтов, но считает в высшей степени гуманным революционное насилие класса трудящихся над классом капиталистов. В данном случае насилие совершается абсолютным большинством населения в интересах этого большинства против эксплуататорского меньшинства, ради переустройства общества на более гуманных началах.

«…Социализм вообще против насилия над людьми», — писал В. И. Ленин в 1918 году. «Не путем насилия внедряется коммунизм», — развивал он эту же мысль на VIII съезде партии в 1919 году. Но это вовсе не означает, не раз подчеркивал В. И. Ленин, что коммунизм вообще против насилия при любых условиях. Его придумали не марксисты, не коммунисты. Оно рождено объективным ходом предшествующей истории человеческого общества. Эксплуататорские классы всегда на практике осуществляли и осуществляют насилие над эксплуатируемыми, хотя прикрывают его разговорами о законности, гуманности, даже любви. И они никогда не уступают свою власть добровольно, навязывая тем самым революционным классам необходимость прибегать к насилию. Ибо, как отмечал В. И. Ленин, «всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться…».

Из истории известно, что после свершения Великой Октябрьской социалистической революции именно свергнутые эксплуататорские классы развязали в России кровопролитную гражданскую войну. Советская власть была вынуждена перейти к вооруженному насилию во имя защиты революции, во имя утверждения совершенно новых социальных отношений, при которых уважение человека и забота о его благе становятся законом жизни общества.

Реальный, а не выдуманный гуманизм предполагает не только любовь, но и ненависть: любовь к трудящимся массам и ненависть к эксплуататорам, любовь к Родине и ненависть к ее врагам, утверждение добра и нетерпимость к злу. Для нас вечным примером подлинного гуманизма является деятельность Владимира Ильича Ленина, который, по словам поэта, «к товарищу милел людскою лаской и к врагу вставал железа тверже».

Мир наш социально разделен. В нем живут не просто отдельные индивидуумы, но есть общественные классы эксплуататоров и эксплуатируемых, есть трудящиеся и капиталисты и помещики. В мире есть не просто добро и зло сами по себе, а конкретные носители зла и конкретные защитники добра; есть империалисты, наживающиеся на гонке вооружения и несущие угрозу миру, и есть народы, миллионы людей, кровно заинтересованных в сохранении мира, есть фашисты, кровавые диктаторы, и есть демократы, отстаивающие свободу народов. Так разве может живой, мыслящий, нравственно не извращенный человек питать одинаковые чувства ко всем? А если бы и мог, то гуманны ли, человечны ли были бы эти чувства?

Очень хорошо сказал по этому поводу Максим Горький. Отвечая буржуазным американским корреспондентам, он писал: «Упрекая меня в том, что я „проповедую ненависть“, вы советуете мне „пропагандировать любовь“. Вы, должно быть, считаете меня способным внушать рабочим: возлюбите капиталистов, ибо они пожирают силы ваши, возлюбите их, ибо они бесплодно уничтожают сокровища земли вашей, возлюбите людей, которые тратят ваше железо на постройку орудий, уничтожающих вас, возлюбите негодяев, по воле которых дети ваши издыхают с голода, возлюбите уничтожающих вас ради покоя и сытости своей…» Именно подлинная, а не ложная, не лицемерная любовь к пролетарским массам питала в самом Горьком жгучую ненависть ко всем их врагам. «Гуманизм пролетариата, — писал он, — требует неугасимой ненависти к мещанству, к власти капиталистов, его лакеев, паразитов, фашистов, палачей и предателей рабочего класса, — ненависти ко всему, что заставляет страдать, ко всем, кто живет на страданиях сотен миллионов людей».